* * *
Я оставляю для больничной койки
Итог прозрения о цели бытия.
Сейчас же – восторгаясь и любя,
Хочу вливаться в ералаш нестойкий.
Хочу постичь всю девственность и ширь
Земли извечной, мокрой и постылой.
И, позабыв про ранние могилы,
Вбирать ромашек радостный псалтирь.
Засим березы трогая рукой,
Хочу услышать робкие напевы.
И побежать, когда набухнет небо,
По тропке ещё пыльной и сухой.
Хочу брести кричащей и глухой
Какою-нибудь улицей столичной.
И, растворяясь в толчее привычной,
Найти в том основанье и покой.
... Блаженны звоны с неба грозовые,
И струи быстрые прохладного дождя.
Смывая всё, надеясь и дрожа,
Хочу обресть намерения благие.
Душа поёт, и оставляет выбор
Себя в любое рубище облечь.
Живу одним: Твой дар святой и дивный
От зла и разрушенья уберечь!
Детство
А здесь когда-то лучше было,
Таинственнее и нежней.
Фортуна детства укатила
Искать других поводырей...
Сгустились тени на аллее
И лист стал тише и смуглей.
И вспоминаю как умею
О яркой силе прежних дней.
О напоенности пространством
Вот этих щелей меж ветвей;
Об утонченности фаянса
Скорлуп яичных голубей.
О флоте кораблей на лужах,
Баталиях. И вечерах,
Лоснящихся при зимних стужах.
(А я – у взрослых на руках).
О фанатичном постоянстве,
С которым всех людей люблю.
Мне фея в чинном реверансе
Достала тёплую звезду...
И снова старая тревога
Расширилась и разлилась.
Лишь только раз! Не слишком много.
И всем – один лишь только раз.
(Июнь – июль 1974)